Ну вот и умер еще один человек, любивший меня. И вроде бы сердце в крови,
но выйдешь из дома за хлебом, а там — длинноногие дети,
и что им за дело до нашей счастливой любви?
И вдруг догадаешься ты, что жизнь вообще не про это.
Не про то, что кто-то умер, а кто-то нет,
не про то, что кто-то жив, а кто-то скудеет,
а про то, что всех заливает небесный свет,
никого особенно не жалеет.
(с)
(с)
Полупустая станция, с разных ее концов движутся навстречу парень и девушка.
У парня в руке красная роза.
Они встречаются ровно в центре, он протягивает ей розу, они разговаривают.
Через несколько минут, верх эскалатора с Арбатской, она поднимается. С розой.
Русые волосы, светлые глаза, тонкий нос, крсиво очерченные губы, светлое пальто.
Она сходит с эскалатора, в руке роза, она задумчиво нюхает ее, держа за стебель.
Проходя мимо этой узкой, черной урны, очень геометричным, спокойным движением руки, даже не смотря в ту сторону, она подносит розу к верху урны.
И разжимает пальцы.
Также, не поворачивая головы, она медленно, но летяще, задумчиво уходит.
Только края красных лепестков видны у самого верха урны.
А рядом- человек 8 старых друзей, которые давно не виделись, галдят, обнимаются.
И мир- не рушится.
Санкт- Петербург, набережная фонтанки, мост.
На мосту встречаются парень и девушка.
Они тихо разговаривают.
У него в глазах растерянность и какая-то безнадежность.
Она набирает больше воздуха в грудь, но говорит также тихо, словно задыхается от слов.
Он отвечает, отвечает.
Они замолкают.
Смотрят друг на друга.
Долго, пристально.
Порывисто и всё так же безнадежно обнимаются.
И расходятся в разные стороны не сказав больше не слова. молча, не оглядываясь.
А рядом стайка детворы, катается на самокатах и пускает мыльные пузыри.
И солнце искрится в реке так, что глаза слезятся.
А мир- не рушится.
Тверская, Шоколадница, курящий зал.
Мужчина и женщина за столиком у окна.
Красивая женщина, в меховой шапке и черной водолазке.
Серо-голубые большие глаза, умело очерченные косметикой, высокие скулы, чуть припухлые губы.
Высокий мужчина, с черно-седыми кудрями, крупными руками с длинными пальцами.
Этими пальцами он стирает слёзы с ее щек.
А из ее красивых глаз вытекают, одна за другой слезинки.
Она плачет так, словно ничего не исправить.
Губы чуть приоткрыты, она внимательно слушает.
Он стирает слёзы с ее глаз и продолжает что-то ей говорить. На английском.
Протягивает ей салфетку, она вытирает слёзы, мнет салфетку в руках, рвет в клочья.
Он продолжает говорить. Она отвечает. На английском.
Подзывает официантку и на русском что-то говорит ей.
Слёзы капают на стол.
Уходит в туалет, возвращается. Уже не плачет.
Обнимает его со спины, как в последний раз, долго и очень крепко.
Его длинные пальцы лежат на ее тонких запястьях.
Её последняя слеза капает на его щеку.
Убирает руки с его груди, накидывает пальто и не прощаясь убегает.
Так быстро, как только может.
А он сидит, обхватив голову руками, не замечая назойливых вопросов официантки.
За соседним столиком парочка школьников, лет шестнадцати, страстно целуется.
И мир- не рушится.
Не рушится.
Красивая женщина, в меховой шапке и черной водолазке.
Серо-голубые большие глаза, умело очерченные косметикой, высокие скулы, чуть припухлые губы.
Высокий мужчина, с черно-седыми кудрями, крупными руками с длинными пальцами.
Этими пальцами он стирает слёзы с ее щек.
А из ее красивых глаз вытекают, одна за другой слезинки.
Она плачет так, словно ничего не исправить.
Губы чуть приоткрыты, она внимательно слушает.
Он стирает слёзы с ее глаз и продолжает что-то ей говорить. На английском.
Протягивает ей салфетку, она вытирает слёзы, мнет салфетку в руках, рвет в клочья.
Он продолжает говорить. Она отвечает. На английском.
Подзывает официантку и на русском что-то говорит ей.
Слёзы капают на стол.
Уходит в туалет, возвращается. Уже не плачет.
Обнимает его со спины, как в последний раз, долго и очень крепко.
Его длинные пальцы лежат на ее тонких запястьях.
Её последняя слеза капает на его щеку.
Убирает руки с его груди, накидывает пальто и не прощаясь убегает.
Так быстро, как только может.
А он сидит, обхватив голову руками, не замечая назойливых вопросов официантки.
За соседним столиком парочка школьников, лет шестнадцати, страстно целуется.
И мир- не рушится.
Не рушится.