Ну вот и умер еще один человек, любивший меня. И вроде бы сердце в крови,
но выйдешь из дома за хлебом, а там — длинноногие дети,
и что им за дело до нашей счастливой любви?
И вдруг догадаешься ты, что жизнь вообще не про это.
Не про то, что кто-то умер, а кто-то нет,
не про то, что кто-то жив, а кто-то скудеет,
а про то, что всех заливает небесный свет,
никого особенно не жалеет.
(с)
(с)
Ни-ко-го особенно не жалеет.
И на каждого из нас, у кого не дефектный этот ген, льется этот небесный свет.
И у каждого проявляется и воспринимается- он сам и его последствия по-разному.
И на каждого из нас, у кого не дефектный этот ген, льется этот небесный свет.
И у каждого проявляется и воспринимается- он сам и его последствия по-разному.
Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею,
то я - медь звенящая или кимвал звучащий.
Если имею дар пророчества, и знаю все тайны,
и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять,
а не имею любви,- то я ничто.
И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение,
а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует,
любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего,
не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине;
все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Любовь никогда не перестает,
хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
(Первое послание св. Ап. Павла к Коринфянам)
Но что идет вослед?
Этому свету? Этой любви?
По Земле ходят калеки. Безрукие, безглазые.
Поломанные, покореженные, исковерканные.
Поражают и восхищают и немного отталкивают меня те, кто может любить раз за разом, почти без перерывов, снова окунаясь в этот омут.
Ведь знают же, что там может быть, какие чудища там водятся.
Тех же, кто страшится, бежит после одного раза этого небесного проклятия Высшим даром- понимаю, и понимаю хорошо.
Осмелиться влюбиться еще раз- невозможно, немыслимо.
Хочется- да. Даже можется с какого-то момента.
Вот только очень страшно.
Даже помыслить изнутри себя это чувство, этот свет.
Попытаться представить себя, выговаривающим эти чувства- коленки подгибаются, руки начинают дрожать, глаза широко распахиваются от ужаса, дыхание останавливается, и уже не о словах, не о чувствах думаешь, а о том, как снова и быстро научиться не пропускать вдохи-выдохи.
И в какой-то момент недоправда, полуложь, выраженная в формулах "Спасибо за то, что ты есть", "Мне хорошо с тобой" становится единственно возможной. Даже просто в мысле-мечтах, даже просто наедине с собой.
Но откуда-то (и правда, откуда?) я знаю, что однажды ты снова окунаешься в этот омут. Даже не окунаешься- тебя туда просто затаскивает, как русалка неосторожного юнца. И выбраться не можешь, и вдохнуть-выдохнуть не можешь, и коленки дрожат, и ад под ногами разверзается, его девятый круг, а над головой седьмое небо, и зависаешь ты между ними, как марионетка чувств, которые куда больше тебя, которые и разорвали бы, да вот человек так придуман, по таким формулам создан, что, словно Богом в насмешку- не разрывается. Живет. Вы-жи-ва-ет. И многожды ценнее, наверное, это- когда в тебе есть уже этот страх. Бурлит, кипит, бродит в тебе. Это, наверное и называется смелостью. Не бесстрашием, а именно смелостью: ты принимаешь свои страхи, ты даже не борешься с ними, просто заключаешь мирный договор. И снова идешь по дороге, выстланной желтым кирпичом и ведущей в ад. В твой личный, персонально для тебя созданный (и скорее всего, тобой самим) ад.
Счастливого пути.
Этому свету? Этой любви?
По Земле ходят калеки. Безрукие, безглазые.
Поломанные, покореженные, исковерканные.
Поражают и восхищают и немного отталкивают меня те, кто может любить раз за разом, почти без перерывов, снова окунаясь в этот омут.
Ведь знают же, что там может быть, какие чудища там водятся.
Тех же, кто страшится, бежит после одного раза этого небесного проклятия Высшим даром- понимаю, и понимаю хорошо.
Осмелиться влюбиться еще раз- невозможно, немыслимо.
Хочется- да. Даже можется с какого-то момента.
Вот только очень страшно.
Даже помыслить изнутри себя это чувство, этот свет.
Попытаться представить себя, выговаривающим эти чувства- коленки подгибаются, руки начинают дрожать, глаза широко распахиваются от ужаса, дыхание останавливается, и уже не о словах, не о чувствах думаешь, а о том, как снова и быстро научиться не пропускать вдохи-выдохи.
И в какой-то момент недоправда, полуложь, выраженная в формулах "Спасибо за то, что ты есть", "Мне хорошо с тобой" становится единственно возможной. Даже просто в мысле-мечтах, даже просто наедине с собой.
Но откуда-то (и правда, откуда?) я знаю, что однажды ты снова окунаешься в этот омут. Даже не окунаешься- тебя туда просто затаскивает, как русалка неосторожного юнца. И выбраться не можешь, и вдохнуть-выдохнуть не можешь, и коленки дрожат, и ад под ногами разверзается, его девятый круг, а над головой седьмое небо, и зависаешь ты между ними, как марионетка чувств, которые куда больше тебя, которые и разорвали бы, да вот человек так придуман, по таким формулам создан, что, словно Богом в насмешку- не разрывается. Живет. Вы-жи-ва-ет. И многожды ценнее, наверное, это- когда в тебе есть уже этот страх. Бурлит, кипит, бродит в тебе. Это, наверное и называется смелостью. Не бесстрашием, а именно смелостью: ты принимаешь свои страхи, ты даже не борешься с ними, просто заключаешь мирный договор. И снова идешь по дороге, выстланной желтым кирпичом и ведущей в ад. В твой личный, персонально для тебя созданный (и скорее всего, тобой самим) ад.
Счастливого пути.